Все то же самое, мальчик; тебе двенадцать только в том месте, где чиста твоя душа, а так тебе давно за тридцать, и ты должен с этим жить. Должен жить с тем, что преподнесла тебе судьба за все годы твоего существования; считать проклятия - подарками; извлекать потаенный смысл из хмурых взглядов и растянутых в улыбке губ. Ты часто сидишь, просто потирая ладони: скольжение кожи по коже дарит тебе острейшую иллюзию бытия, и ты не в силах с нею расстаться. Это как пить воду, если ее долго не просто нет, а нельзя. Как подставлять лицо солнцу, полуденному, жаркому, думая: обгорю, и пусть. Ты сидишь сейчас, иногда принимаешься потирать подбородок, жесткий от щетины, и знаешь: пока трешь, живой. Иногда не глядя протягиваешь руку, зная, что тебя возьмут за ладонь.
Вот последнее, пожалуй, самое главное, мальчик мой.
И ты знал это с первого момента, как родился.